Вступление
«Что вы считаете самым главным
событием вашей творческой жизни ?» - такой вопрос был
задан Трифонову в интервью , опубликованном в марте
за несколько дней до трагичной
развязки . Подразумевалось : самое главное
событие творческой
биографии для писателя - это ,
конечно , и
главнейшие из событий всей
жизни .
Чуть поразмыслив ,
Трифонов ответил : « Появление
в газете « Московский комсомолец
» моего первого рассказика . Это случилось в 1947 году .»
Почему
же один рассказик - и столько чести ?
Да потому , что именно
такие рассказики зарождают
в этих молоденьких
студентах , каким был в то время
Трифонов ,
желание писать и покорять. И как у многих до него и многих
после него , с этого начинается творческая жизнь . Будущую известность писателя определяет
безызвестный рассказик .
Тяжела и не легка дорога
к успеху и, особенно , если
ты сын врага народа . В этом и состоит
страстный интерес к прозе
и творчеству писателя , Юрию Трифонову.
«НАЧАЛО»
Что сказать о начале? Может быть, просто вспомнить...Какое-то
самомучительство, глухота, немота,
неверие, подозрительность. Неверие в свои силы, подозрительность к себе. А
вдруг я не тот, за кого сам себя выдаю? Ведь я твержу себе днем и ночью, вижу
во сне, будто я - ну, не гений, скажем, но одаренная личность...
Без тайного фанфаронства начала не бывает.
Со стороны не видно, никто не догадывается. Но я то знаю, что думаю о
себе. И - ужасаюсь своим мыслям. Ничего ведь еще не сделано, не напечатано да и
не написано даже, и тем не менее где-то внутри неиссякаемо бьет фонтанчик «Я!
Я! Я! Я!» Ну, а что, собственно, я? Какое, к шутам, я? Несколько рассказиков,
не принятых ни в одном журнале, да четыре главы неоконченной повести, которая
не понятно что? Каму нужно? Кто будет печатать? Кто будет читать? Совершенно
ничтожная мура. Ниже нуля. Порвать и никому не показывать. Литературу делают
волы, как сказал Ренар. Дело не в том, чтобы написать одну гениальную страницу,
а в том, чтобы написать триста. Разве ты похож на вола? Разве способен триста?
Да никогда в жизни!
И, однако, фонтанчик бьет - я! я! я!..
Только в начале бывает такое гнетущее ощущение собственной бездарности
и такое сказочное упоение собственным творчеством. Есть рассказ про композитора
Гуно: «в двадцать лет я говорил: «Гуно!», в тридцать: «Гуно и Моцарт!», в сорок
- «Моцарт и Гуно!», в пятьдесят я говорю - «Моцарт!». Я помню, как мне очень
нравилась в юности одна девушка, и, когда меня с ней познакомили и сказали, что
я «пишу», она сказала: «О, я что-то читала, помню Вашу фамилию!» В то время не
было напечатано ни одной моей строчки, и, однако, я мгновенно поверил в то, что
она читала и помнит. То есть поверил , разумеется, на долю секунды, на что
распространялась сила моего тайного фанфаронства: ведь в глубине сознания я
ощущал себя писателем. И к тому же - известным. В следующую секунду окатило
холодом другое чувство: я бездарность, и никто никогда меня не узнает. Но тот
первый рефлекс поразителен!
У Олеши где-то есть замечание о том, что все писатели мира, нынешние и древние - это как - бы один
писатель. Речь не только о писателях, разумеется, о художниках вообще. О
самоощущениях художников. Оно всегда полно, тотально. Поэтому мне кажется -
начинающих художников не существует. В течение долгих лет мы приобретаем лишь
сумму приемом и опыт жизни, но самоощущение - какое в начале, такое до конца
дней.
И это самоощущение сплав горького отчаяния и величайшей веры в себя.
Должен ли художник верить в себя как в бога! Да. Должен ли постоянно угрызаться
и сомневаться в своих возможностях? Да. И спрашивать себя: кому нужна чепуха,
которой я занимаюсь? Да! Да! Да!
Поэтому все равны. Начинающие, маститые, неудачники, мировые
знаменитости.
Начало лучше всего обрубать. В искусстве тоже. Раскачку - к черту!
Когда - то я написал рассказ, который был напечатан в спортивной газете. В
одном номере рассказ не поместился, разбили на два. Помню, Арбузов, прочитав
второй отрывок и не поняв, что это продолжение, бурно меня хвалил. «Так и надо,
Юра: начало немного странное,
неожиданное даже несколько не понятное - говорил он, - зато все достоверно. И
не нужно ничего объяснять. Вы молодец!» Я не чувствовал себя молодцом, но
отчетливо понял, что начало - то, отчего следует отделываться как можно скорей.
Не топчитесь слишком долго в прихожей, врывайтесь в комнату. Не
засиживайтесь в начинающих, которых не существует. Но имейте в виду: дальше
легче не станет!
И таково начало Трифонова. (Из одноименной статьи Трифонова «Начало»).
Крупный ,немного сутулый , с тяжелым бледным
лицом и усталым взглядом обведенных
темнотой глаз, Юрий Валентинович Трофимов казался вялым, потому что держался подчеркнуто спокойно и вроде бы
равнодушно. Спокойно и медленно он и говорил. Аудитория слушала его внимательно . О литературе он говорил точно, веско,
постепенно увлекаясь своей мыслью ; это был человек , который о ней
постоянно и напряженно думал , жил ею . Трифонов был писателем - и никем другим его представить
было невозможно . За внешней рыхлостью и флегматичностью скрывалась внутренняя сила
. От петеропливой повадки и продуманной речи
шло ощущение убежденности и независимости .
Печататься он
начал рано , рано стал профессиональным
писателем ; но по-настоящему читатель открыл Трифонова с начала70-ых годов . Открыл и принял , потому что узнал себя -и был задет за живое .
Трифонов создал в прозе свой мир , который был настолько
близок миру города , в котором мы живем , что порой читатели и
критики забывали о
том что это литература , а не
реальная действительность , и относились к его
героям как к своим непосредственным
современникам.
Отсюда -ревность .
n - Это черт знает что - какие -то кухонные склоки , квартирные сплетни ,
коридорные страсти , где же живой
образ нашего современника , активной личности? -
негодовали одни
n - Трифонов клеймит
современное городское мещанство ,
полуинтеллигнтов , обличает безнравственных пошляков! - возражали другие .
n - Он искажает облик нашей
интеллигенции! Она гораздо чище и лучше
, чем предстает в его изображении ! Это шарж какой-то он не ценит интеллигенцию! - возмущались третьи .
n - этот писатель просто не
любит людей . Он не добр , не любит людей
с детства , с момента , который лишил его
привычного образа жизни , - анализировали четвертые .
n Мир Трифонова
герметичен! В нем нечем дышать! - констатировали любители
переделкинских прогулок и убежденные поклонники
n свежего воздуха .
Все эти «голоса» не выдуманы
. Они звучали настойчиво- со страниц газет и журналов , в частных беседах .
И только много позже можно
понять , что это были голоса героев
книг.
« Когда-то казалось что не
хватает сюжетов , -
писал он в статье «Нескончаемое начало»
. - О чем писать ? У других - события , приключения опыт жизни , множество встреч , а у
меня ничего нет . Кроме того , мучил
недостаток воображения » .
Трифонов
ничего не выдумывал.
Студент о « Студентах»
Юрий Трифонов родился в Москве , 28 августа 1925 . Его отец ,
Валентин Андреевич Трифонов ,
профессиональный революционер,
прошедший царскую каторгу и ссылку , во время войны был членом коллегии Наркомвоена , членом
Реввоенсовета ряда фронтов . Семья Трифонова жила в «доме на набережной » , на
Берсеневской набережной -Доме Правительства , как его называли . Судьба
отца трагична - его жизнь
оборвалась в 1938 году .
Юрию Трифонову было
пятнадцать лет , когда началась Великая Отечественная
Война ; одно время
он жил в эвакуации в Средней Азии затем - работал на авиационном заводе в Москве
. Летом 1944 года Юрий
Трифонов подает документы в Литературный институт . Первая его
повесть , «Студенты» , была дипломной работой .
В
этом произведении мы
встречаем положительного героя , студента литературного факультета
Вадима Белого ,
который рассуждает о литературе . Например , так : « Это
Достоевский , которого народ
не понимал и не поймет никогда »
. Уже в «Студентах» среди действующих
лиц мы обнаруживаем начинающего писателя - Сергея Палавина .
Он
выступает перед студентами с чтением
своей повести « Высокий накал ». Излагается ее содержание :
«
Токарь Толокин полюбил секретаршу
заводоупарвления Полю . Поля принимает решение перейти работать в цех , но Толокин против . Он не верит , что
она сможет работать
по-настоящему ...» Трифонов
дает на «пробу» и стилистику повести Палавина : «А в
широкие фрамуги врывалось ослепительное весеннее солнце ...» Повесть
слушатели не принимают , при
обсуждении горячо говорят о ее схематизме . И - последняя деталь главы , в которой рассказано
о чтении повести
конъюнктурщиком Палавиным : «
Яркая большая афиша палавинского вечера
болталась на гвозде . Потом
кто-то из танцующих задел ее , она
свалилась на пол , и еще кто-то
мимоходом отбросил ее под рояль
» . Не слабее « ослепительного
весеннего солнца » , которое « врывалось » ! Но молодой писатель
Трифонов этого не чувствовал .
Не чувствовал он и того , что в принципе
его вещь родственна ,
близка по схематизму ,
конъюнктурности палавинской повести . Только у Палавина из фрамуги
« врывалось ослепительное весеннее солнце » , а у творца ,
Трифонова ,ïîâåñòü
начинается тем,что солнце плавит укатанный
уличный асфальт ... Окна
...ослепительно пылают »; а
кончается - « ...солнце пылает в стекле распахнутых окон » , то
есть одна и та же « творческая манера » !
Рукопись Палавина ,
разгромленная , как близнец ,
оказывается похожа по стилю на повесть
Трифонова ...
То , что Палавин - начинающий
писатель , не чувствовалось
ни в его словах , ни в его мыслях , ни в его поступках.
Здесь ,в « Студентах » ,
Трифонов изображал поверхность ,
результат . И так как с самого
начала повести ясно , что от Палавина ничего
хорошего ждать не следует ,
ничего заранее не ждешь и от его повести . С той
же предопределенностью
изображается в «Студентах» и заводской литературный кружок , который ведет Вадим Белов - главный герой
и оппонент Палавина . Обсуждаются , например , графоманские стихи слесаря Батулина :
Здесь
электрические дрели
Поют лирические трели ,
И
пневмотолот
Вечно
молод ,
Весь
день грохочет и стучит ...
Вадим ,
мобилизовав весь свой подразумеваемый педагогический дар , говорит на обсуждении : « В
поэзии все должно быть точно . И
главное в ней - это не звонкая рифма , а интересная , глубокая мысль» . Не очень свежее умозаключение , не так ли ? Больше всего
в повести говорят именно о литературе - факультет-то литературный !
На вопрос о своем
писательском пути Ю. Трифонов
отвечал так : « Этот вопрос касается не только моего
собственного развития как писателя .
Оно обусловлено временем , в которое я жил . Ведь
это время очень изменилось . Роман « Студенты» был написан
в 1949-50 годах ... Теперь мы
уже , слава богу , вступили в 80-е годы
. Я уже в течение почти тридцати лет профессиональный писатель . И жизнь нашей страны колоссально изменилась
за эти тридцать лет . Если вспомнить , что было тридцать лет назад , что было в разных
сферах нашей жизни , то мы даже
сегодня задним числом можем удивляться тому , что
такие колоссальные изменения стали возможны
и что они произошли , потому что , когда живешь в этом времени , почти не замечаешь всех
изменений . Значит , нужно оглядываться назад . С изменением жизни ,
условий жизни изменилось и мое отношение к этой жизни . И кроме того , я стал
более опытным , более зрелым писателем .
Я хотел найти новый ключ к пониманию
действительности , новую
стилистику . поэтому я стремился уйти
от студентов». Некоторые критики высказали
в мой адрес довольно наивные
упреки : что это значит ? В « Студентах» вы писали
так , изображали студенческую жизнь того времени так , а в «
Доме на набережной» совсем иначе ? Некоторые считали, что «
такая литература не безвредна ,в
особенности будучи обращенной
к молодежи . Фальшь есть фальшь, хотя бы даже невольная . И на неокрепшее юношеское понимание она способна оказывать отнюдь не благотворное воздействие ... В оправдание
автора «Студентов» можно сказать лишь , что самому Юрию Трифонову
было тогда 25 лет».Такая постановка
вопроса кажется мне догматической ... Изменился не я ,
невероятно изменилось время . Время
научило меня смотреть другими глазами на знакомые события».
Жажда справедливости
Роман «Утоление жажды» трудно появлялся на свет . Писался он по договору с журналом «Знамя» , закончен был к концу
1962 года , но по представленной рукописи
журнал отказался его печатать . Трифонов показал роман
в « Новый мир» , но и там получал скоропалительный отказ .
В конце концов роман все-таки
был напечатан в « Знамени».
В романе две сюжетные линии : линия ,
рассказывающая о строителях
Каракумского канала , и линия судьбы
самого рассказчика , Петра Корышева . Впервые Впервые на
страницах трифоновской прозы появляется герой писатель ( если не считать раннего опыта с Сергеем Палавинын
- но там «писательство» не было той внутренней проблемой которой оно является в « Утолении
жажды» ) . Жанровая форма романа
, к которой Трифонов обращается впервые , открывает ему новые
возможности - увидеть
человека в его сложных
взаимосвязях с обществом . Роман был
актуален не столько по «географии» , сколько по изображенному времени конца 50-ых
, когда у людей возникла
«жажда не менее сильная , чем жажда воды ...
жажда справедливости» , -
времени ХХ съезда партии , восстановившегося историческую справедливость в отношении тех , к которым относился и
коммунист Валентин Андреевич Трифонов .
, отец писателя ... На страницах романа ведется спор :
«- Вы знаете , как
туркмены утоляют жажду ?Вот послушайте : сначала утоляют «малую жажду» , две
-три пиалки , а потом , после ужина , - «большую жажду» , когда поспеет большой
чайник . А человеку , который пришел
из пустыни , никогда не
дают много воды . дают
понемногу.
- Иначе ему
будет плохо , сказал
Платон Кирьянович .
- Да не будет никому плохо ! Чепуха это! Не верю! -
говорит Тамара возбужденно . -Как может
быть чересчур много правды ? Или
чересчур много справедливости ?»
Притча об
«утолении жажды» определяет главную
внутреннюю тему нового романа
Трифонова , особенно явно звучащую в истории журналиста Петра
Корышева , от лица
которого ведется повествование
. С многозначительного мотива
жажды и духоты и начинается роман , в
котором экзотика пустыни снижена , «заземлена» буквально с первых строк : «Ехать
было мучительно , мы
сидели в трусах и в
майках на мокрых от пота
матрасах и обмахивались
казенными вафельными полотенцами ... Я ехал
В пустыню потому , что у меня не было выхода .
И я не любил ее , и не думал о ней , не вспоминал о ней . Я
вспоминал о другом . И , кроме того , меня
мучила жажда»
Герои романа
находятся в состояние
перманентного спора . Спорят их жизненные позиции ,
уклад и образ жизни -спорят ,так
сказать, не только слова . Спор
идет о самом главном - о
времени : « Люди спорили о крутизне откосов , дамбах о фразах , о мелочах , но на
самом деле это были споры о времени и судьбе » .
Эти споры
о времени разворачиваются на разных
уровнях романа . Петр Корышев ,
человек молодой , но уже
много испытавший (отец его был
репрессирован и посмертно
реабилитирован ) , ощущает себя надломленным ( «Проклятая
неуверенность . Она сидит во мне , как бацилла» ) . Его
положение в жизни ( начало романа)
Крайне не устойчиво , нестабильно : нет еще не работы не твердой почвы под ногами . Но единственное , что у
него действительно есть ,- это жизненный
опыт .
Вопрос о
восстановлении справедливости был самым
актуальным вопросом в
общественном сознании конца 50-ых
-начала 60-ых годов.
Стало набирать силу , развивалось общественное мнение . А результатом
этого развития явился горячий и естественный интерес к гражданственной
проблематике ,
актуализация общественных наук
(особенно социологии) , искусства и литературы .
литература ощутила внутреннюю потребность
в прямом злободневном отклике на
нравственное событие всенародной
значимости . И в позе , и в поэзии , и в критике зазвучал открытый
гражданственный голос ; поэзия вышла на трибуну , названную в последствие эстрадой ; проза - впрямую обратилась
к сложному , переломному сознанию общества , апеллируя
к самосознанию каждого гражданина ; критика активно
участвовала в формировании
социально-нравственного мироощущения советского человека . Жажда справедливости
была общественной жаждой .
НЕТ, НЕ О БЫТЕ - О ЖИЗНИ!
В русском языке нет, пожалуй, более загадочного многомерного и
непонятного слова. Ну что такое быт! То ли это - какие - то будни какая - то
домашняя повседневность, какая - то колготня у плиты, по магазинам, по
прачечным. Химчистки, парикмахерские... Да, это называется бытом. Но и семейная
жизнь - тоже быт. Отношения мужа и жены, родителей и детей, родственников
дальних и близких друг другу - и это. И рождение человека, и смерть стариков, и
болезни, и свадьбы - тоже быт. И взаимоотношения друзей, товарищей по работе,
любовь, ссоры, ревность, зависть - все это тоже быт, но ведь из этого и состоит
жизнь!
Скажут: «Трифонов наводит тень на ясный день, защищает бытовизм...» А я
прошу одного: объясните, что это значит. (Из одноименной статьи Трифонова).
Повести «Обмен», Предварительные итоги», «Долгое прощание», «Другая
жизнь», «Дом на набережной» принесли писателю широкую известность среди
читателей и почти полное непонимание у критиков. Трифонова упрекали за то, что
в его новых произведениях не было крупных личностей, что конфликты строились на
бытовых, житейских, а не широкомасштабных ситуациях.
Как бы отвечая на эту критику Юрий Трифонов один за другим создавал
произведения на исторические, точнее, историко - революционные темы. («Отблеск
костра», «Нетерпение», «Старик»). Где он вновь сопрягал высокое и обыденное,
искал связь между революционной непримиримостью и жестокостью наших дней.
Трифонов долго хранил веру в революционные идеалы, видел в них высшие
проявления человеческого духа. Однако его не могла не волновать проблема
соотношения благородной цели слежения историческому прогрессу и средств такого
служения, поднятая когда - то Ф. Достоевским в «Бесах» (Ю. Трифонов высоко
ценил этот роман). Впервые она зазвучала в «Отблеске костра».
«Отблеск костра» - не исторический очерк, не воспоминание об отце, не
биография его, не некролог. Это и не повесть о его жизни. Все это возникло
после чтения бумаг, которые нашлись в сундуке, в них гнездился факт, они пахли
историей, но от того, что бумаги были случайные, хранились беспорядочно, и
жизнь человека проглядывала в них обрывочно, кусками, иногда отсутствовало
главное, а незначительное вылезало наружу: оттого и в том, что написано ниже,
нет стройного рассказа, нет подлинного рассказа, нет подлинного охвата событий
и перечисления важных имен, необходимых для исторического повествования, и нет
последовательности, нужной для биографии, - все могло быть изложено гораздо
короче и в то же время шире. Я шел за документом. Меня заворожил запах времени,
который сохранился в старых телеграммах, протоколах, газетах, листовках,
письмах. Они все были окрашены красным светом, отблеском того громадного,
гудящего костра, в огне которого горела прежняя российская жизнь - так
отзывался Трифонов о своей документальной повести.
Зрелый талант Ю. Трифонова проявился в «московский повестях». Здесь нет
острейших общественно-идеологических столкновений , как в « Студентах » , нет эпических описаний , как в
« Утолении жажды» .
Действие в повестях Ю.
Трифонова происходит в обычных московских квартирах и заурядных дачных владениях . писатель стремился , в его
персонажах - инженерах, научных сотрудников , преподователях , даже писателях , актрисах , ученых - читатель безошибочно
угадывал себя. Моя проза ,
утверждал он , « не про каких-то мещан , а про
нас с вами» , про рядовых горожан .
« История присутствует в
каждом сегодняшнем дне , в
каждой судьбе , - утверждал
художник .-Она громоздиться могучими невидимыми пластами - впрочем , иногда видимыми , даже
отчетливо - во всем том , что формирует настоящее» .
Трифонова интересуют совершенно иные герои : ищущие ,
эволюционирующие ,
по-своему тонкие . с ними связаны
проблемы , всегда
стоящие перед русской литературой
и особенно проявившееся в наши
дни : нравственная свобода человека перед лицом обстоятельств .
В « московских повестях» В качестве таких обстоятельств выступают
мелочи быта , что как не трудно заметить
роднить Ю. Трифонов с любимым
писателем А. Чеховым . Чеховский сюжет
незаметной деградации личности
получает в героях Ю. Трифонова во многом иное звучание .
Чеховский Иванов в ответ на
сочувственное замечание одного из собеседников о том , что его , Иванова , «
Среда заела» , гневно отвечает , что среда здесь не при
чем , и берет на себя все ответственность за бесцельно истраченные годы . Трифоновские герои , напротив , рады объяснить свои
нравственные предательства и компромиссы обстоятельствами , средой .
Прозу
Трифонова отличает внутреннее единство . Тема
с вариациями . Например , тема обмена проходит через все вещи Трифонова ,
вплоть до « Старика» . В
романе «Время и место» законспектирована вся проза - от «Студентов»
до обмена , «Долгого прощания», « Предварительных итогов»
и « Дома на набережной « ; там можно найти все
трифоновские мотивы . « Повторность тем
- развитие задачи, рост ее» , -
замечала Марина Цветаева . Так
у Трифонова - тема все углублялась, шла кругами , возвращаясь
, но уже на другом
уровне . « Меня интересуют не
горизонтали прозы , а ее вертикали» , - замечал Трифонов в одном
из последних рассказов .
Итак единство .
К какому бы материалу он ни обращался , будь то современность , время
гражданской войны , 30-ые годы нашего века или 70-е прошлого , перед ним стояла прежде
всего проблема взаимоотношений личности
и общества , а значит - их взаимной
ответственности . Трифонов был моралистом - но не в примитивном смысле этого слова; не
ханжой или догматиком , нет , - он
полагал , что человек несет ответственность за свои поступки , из которых складывается
история народа , страны ; а общество , коллектив не может, не имеет права пренебрегать судьбой отдельного человека . Трифонов воспринимал
современную действительность как
эпоху и настойчиво искал
причину изменения общественного сознания , протягивая нить
все дальше и дальше -
в глубь времени . Трифонову было свойственно историческое мышление
; каждое конкретное социальное
явление он подвергал анализу , относясь к
действительности как свидетель
и историк нашего времени и человек , кровно вросший
в русскую историю , неотделимый
от нее. В то время как « деревенская» проза искала свои корни и
истоки , Трифонов тоже искал свою «почву» . « Моя почва - это все , чем Россия перестрадала!»
-под этими словами своего героя мог подписаться и сам Трифонов . Действительно , это была его почва , в судьбе и страданиях страны складывалась его судьба . Более того : эта
почва стала питать корневую систему его книг .
Поиски исторической памяти
объединяют Трифонова со многими
современными советскими писателями . При этом память была и его « домашней» , семейной памятью- чисто
московская черта , - не отделимой
от памяти страны . Вот как он описывает
последнюю встречу лирического
героя « Дома на набережной» с одним
из мальчиков -друзей детства , с Антоном : « Он сказал , что
через дня эвакуируется с матерью
на Урал , и советовался , что с
собой взять : дневники , научно-фантастический роман или
альбомы с рисунками? Его заботы казались
мне пустяками . О каких альбомах , каких романах можно было думать , когда немцы на
пороге Москвы . Антон
рисовал и писал каждый день . Из кармана его курточки
торчала согнутая вдвое общая
тетрадка . Он сказал : « Я и эту встречу
в булочной запишу . И весь наш разговор . Потому что все важно для истории»
Трифонов во времени
На Трифонова ,
как и на других писателей ,
как и на весь литературный процесс в целом , конечно же
влияло время . Но он в своем творчестве не просто честно и правдиво отражал те или иные факты
нашего времени , нашей
действительности , а стремился
докопаться до причин этих фактов . Социальный историзм есть принципиальное качество его прозы : я полагаю , что
повесть « Дом на набережной» не
менее исторична ,
чем роман « Нетерпение» , написанный на историческом материале .
В то же время интерес
Трифонова к прошлому носил
особенный ,
индивидуальный характер .
Этот интерес не являлся просто
выражением исторической эмоциональности - черты ,
кстати сказать , äîâîëüíî
ðàñïðîñòðàíåííîé
.
Трифонов останавливался только
на тех эпохах и тех исторических фактах , которые предопределили судьбу его
поколения . Так он « вышел» на время гражданской войны и так
далее - на народовольцев. Революционный террор - вот чему посвящено последнее эссе Трифонова « Загадка и
провидение Достоевского» . Трифонов , который пытался
в самом начале своего пути предложить очень противоречивому и сложному времени ( конец 40-ых годов ) более чем благоприятный - парадный портрет так сказать ,
мифологизировать время , путем ошибок и проб
приходит к исследовательскому
реализму с его жестким антиромантизмом, приходит
к демологизации , делегендаризации
современности и истории . И при
этом безыллюзорном характере его прозы она ,
бесспорно , поэтична . Трифонов для того чтобы понять себя ,
понадобилось пойти вспять , грести
назад во времени , к
началу , это было поиском корней или сердцевины явления , ýòî áûëî ïîиском себя ,
работой самосознания .
Трифонов и Москва
Так , поэтична и дорога его сердцу Москва . « Мы стояли с Антоном
на крыше возле
металлической , из тонких
прутьев оградки и смотрели на черный ночной город . Ни проблеска , ни огонька внизу , все непроглядно и глухо , только две розовые
шевелящиеся раны в этой черноте -пожары в Замоскворечье .
Город был бесконечно велик .
Трудно защитить безмерность . И еще река ее
не скроешь . Она
светилась , отражая
звезды , ее изгибы обозначали районы . Мы думали
о городе как о живом существе
, которое нуждалось в помощи» .
Военная и мирная , довоенная и современная Москва : с
Тверским бульваром , Беговой , стадионом «Динамо» ,
Серебряным бором .Он писал Москву
зимнюю , снежную , освещенную теплыми московскими
фонарями; Москву задымленную , «горящую» - лета 1972 года ; писал москворецкие пляжи напротив Троице-
Лыкова , цвет речной воды , Нескучный
сад с желтеющей
наверху Первой Градской больницей . Передвижения его
героев по Москве отличает точность , достоверность топографии . более того - он укрупнил детали московского пейзажа , увидел - сквозь дома и
улицы - судьбу города .
Так , нельзя не вспомнить
прозу Трифонова , когда
проезжаешь мимо серого дома на
Берсеневской набережной - благодаря Трифонову он стал памятником эпохи.
Все возрастающий интерес к книгам Трифонова часто сочетался с поверхностными отзывами , свидетельствовавшими о нежелании
разобраться в его мыслях по
существу . Трифонов бывал
глубоко задет не пониманием ,
критическим своеволием ,
намерением утвердится за его счет. В
опубликованной посмертно его
беседе с критиком Л . Аининским явственно звучит
накопившаяся за много лет обида
писателя c которым
разговаривают совсем не о том , что его волнует . Какая
экология! Какие «проблемы природы» и
взаимоотношений с ней
человека !... Это для него , социального писателя , звучало «не по адресу».
Он не давал себя увлечь проблемами НТР , ни
экологией , ни другими
модными темами . Он полагал, что
все это уводит литературу от главного -
от анализа социальных отношений .
Заключение
«Мы делаем одно общее дело .
Советская литература - это громадная
стройка , в которой
участвуют разные и непохожие
друг на друга писатели . Из наших усилий создается целое . Между тем
критика подчас требует такой цельности , такой универсальности от каждого произведения , будто каждое произведение должно
быть энциклопедией . неким универсалом , где достать все . « Почему здесь нет этого ?
Почему не отражено то-то ?» Но , во-первых , это невозможно . Во -вторых -не нужно . Пусть критики научаться видеть то , что есть , а не то , чего нет . Есть люди , обладающие каким- то особым , я бы сказал ,
сверхъестественным зрением : они видят
то , чего нет ,
гораздо более ясно и отчетливо
, чем то , что есть .»
( Ю. Трифонов )
Судьбу прозы Трифонова можно назвать счастливой . Ее читает страна
, где книги Трифонова собрали за тридцать лет миллионные тиражи; его переводят и издают
Восток и Запад , Латинская Америка и Африка
. Благодаря глубокой социальной
специфики изображенного им человека
и узловых моментов
русской и советской истории он
стал интересен читателем
всего мира .
Трифонов скончался 28 марта 1981
года . Уже после его смерти были опубликованы цикл рассказов «Опубликованный
дом» и роман «Время и место» , над
которым он работал до последних дней .
Трифонов все больше и больше усложнял свои задачи ;
замысел его последнего романа ,
пожалуй , носит
пожалуй настолько крупный характер , что об окончательном
варианте говорить не приходиться .
Трифонов работал честно и
писал правду ; он создал
свой мир и поэтому стал необходим литературе , поэтому
мы почувствовали такую пустоту после его смерти . Ораторы говорили
, что произведение Трифонова « пробудили в нас совесть» , что
он умел видеть «отблеск истории на лице каждого человека» , что он «был добр» , что он создавал бы еще очень крупные, « может быть ,
великие произведения» ( на похоронах Трифонова)
Список использованной
литературы:
1. И.Д. Громова , Т. А. Смолянская Юрий Трифонов ( собрание сочинений в 4-х томах)
2. Н. Иванова Проза Юрия Трифонова
3. Ю. Оклянский Юрий Трифонов
План
1.Вступление
2. Главная часть
а) « Начало»
б) Студент о «Студентах»
в) Жажда справедливости
г) « Нет не о быте -о Жизни»
д)Трифонов во времени
е) Москва и Трифонов
3. Заключение
Работа по литературе
ученицы 11 а класса
школы № 540
Прудских Алины
РЕФЕРАТ
Жизнь и время
в творчестве Трифонова
1999 г.